 |
 |
 |
|
||||||||
|
||||||||
|
КАК НУЖНО ДАВАТЬ ИНТЕРВЬЮ В ГРЕЦИИ Лавируя среди стоявших на рейде судов, к Родосу подходили при помощи двигателя. Ветра в бухте почти не было, и Василий читал Арону вслух лоцию:
Не успел Арон достойно ответить, как от пирса, далеко выдающегося в море, отвалили сразу два катера - большой и средний, и помчались навстречу "Опричнику".
В среднем катере стояли четыре человека в служебной полицейской и таможенной униформе, зато в другом, большом катере было по меньшей мере человек десять-двенадцать самой разнообразной публики. Арон пришел в неописуемую ярость!
Оба катера вдруг совершенно неожиданно разразились аплодисментами и восторженными разноголосыми криками:
Василий и Арон растерянно переглянулись. Уже заранее готовые к сопротивлению, скандалу, может быть, даже к драке, со всеми вытекающими из этого полицейскими последствиями, они были потрясены и обезоружены! А тут еще большой катер стал довольно слаженно скандировать:
Никогда за время своего долгого и многострадального существования, начатого в кровавом тридцать седьмом и возвращенного к жизни спустя пятьдесят три года, на пятом году смутного времени Перестройки, "Опричник" не видел на своем борту такого количества молоденьких роскошных длинноногих красоток! В вечерних туалетах, в милых домашних платьицах, в купальных костюмчиках и без - с клипсами на торчащих сосочках и узенькой ленточкой на приличном месте полтора десятка манекенщиц и фотомоделек, то и дело меняя позы по возрастающей шкале соблазнительности, лежали на палубе, сидели на крыше рубки, висели на мачте, рискованно оседлывали гик, крутили штурвал, примеряли черные шапочки Арона и Василия на свои прелестные головки, опоясывали свои стройные чресла их ремнями с пиратскими ножами и, томно закатывая глаза, сладострастно открывали хорошенькие ротики, многообещающе облизывали губки и нежно обнимали грязных и заросших, обтрепанных и пропотевших героев этого неожиданного шоу - Василия Петровича Рабиновича и Арона Моисеевича Иванова...А вокруг бесновались фотографы, репортеры, телевизионщики с видеокамерами, хроникеры с "Арефлексами" и радиожурналисты с микрофонами!.. Обалдевшие от такого напора, Арон и Василий были поставлены на бак "Опричника", на шеи им были повешены гирлянды из живых цветов, головы покрыты лавровыми венками, а в руки каждому были воткнуты по бутылке "Метаксы" и бокалу... Пирс был украшен огромным плакатом с надписью по-английски - "АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА! " и уставлен десятком машин, в том числе и передвижной телевизионной станцией. Сверкали блицы фотографов, слепили подсветки хроники и телевидения, маленький оркестрик в национальных костюмах играл, конечно же, "Сиртаки", стоял дикий шум и крик, и ошалевших Арона и Василия при помощи двух переводчиков-синхронистов буквально расстреливали вопросами:
По одной из Стамбульских торговых улочек ехал Яцек Штур на своем "фирменном" грузовичке. Внимание его привлекла группа зевак, глазеющих на витрину магазина, где были выставлены работающие телевизоры. С разнокалиберных экранов вещали Арон и Василий в гирляндах цветов и в окружении красоток. Яцек резко затормозил именно в тот момент, когда комментатор спросил:
В припортовом кабачке у стойки сидели и смотрели телевизор две проститутки - маленькая, спавшая с Ароном на яхте, и большая - любившая Василия в старом американском автомобиле. На экране телевизора появился крупно флаг "Опричника" - зеленый шелковый платок с золотым драконом. Раздался вопрос:
Большая проститутка в упор посмотрела на маленькую, и дала ей такую пощечину, что маленькая слетела с высокой табуретки на пол... В Чанаккале, в огромной редакционной комнате у телевизора торчали несколько сотрудников редакции, в том числе и два репортера, присутствовавших при скандале в бухте. На стене была приколота статья с фотографиями Арона и Васи.
В Черном море, на пиратском катере Ши Го-сюна, в строгой и большой кают-компании за столом сидели все пираты во главе со старым бандитом-китайцем, выпускником философского факультета Московского университета. Делили добычу. За иллюминаторами кают-компании катера в полмиле догорала большая торговая шхуна... Работал телевизор. На экране в эту секунду Арона и Василия спрашивали:
И старик Ши Го-Сюн поднял вверх большой палец... Шел по Средиземному морю советский сухогруз "Академик Сахаров". Сидел в своей каюте одинокий капитан, пил виски со льдом, смотрел телевизор. На экране репортеры продолжали допрашивать Арона и Василия:
Капитан поднял стакан и грустно чокнулся с экраном телевизора... А на "Опричнике" Василий и Арон уже совсем освоились. Отдали бутылки и бокалы висевшим на них рекламным девицам, прихлебывали "Метаксу" из их прелестных ручек, и во всю лапали без разбора каждую, кто попадал под руку...
Как по команде, Арон и Василий заглянули за пазуху двум ближайшим красоткам и сказали:
Вот тут последовала долгая пауза. Все притихли. И, наконец, Арон сказал совершенно серьезно:
КАК СЛЕДУЕТ ПЛАВАТЬ В ТУМАНЕ Средиземное море встретило "Опричник" почти полным безветрием и таким плотным туманом, что, стоя у штурвала, Арон не мог различить нос собственной яхты, а верхушку мачты и вовсе не было видно. Краспица еще угадывалась, да и только... Набрякшие влагой паруса провисали и еле улавливали слабенькое движение воздуха. От этого "Опричник" тащился медленно-медленно, почти вслепую. Только негромкий ритмичный плеск воды за бортом да заунывное гудение обычной железнодорожной дудочки взамен настоящего "туманного горна" сопровождали это осторожное, томительное плавание. Одной рукой Арон удерживал штурвал, второй рукой сжимал дурацкую дудочку - подарок все того же Немы Блюфштейна и дул в нее, не переставая, надеясь, что встреченные суда услышат в тумане идущий "Опричник". Что-то зажевывая и утирая рот рукавом, из каюты вылез Василий с неизменным Бобом Бондом под мышкой.
Василий отобрал у Арона дудочку, приподнял скамейку кокпита и вытащил оттуда ножной насос для надувной лодки. Привязал дудочку к поручню крыши рубки, приладил к ней шланг насоса и положил его на решетку кокпита. И нажал насос ногой. Дудочка исторгла из себя резкий и противный звук, что привело Василия в полный восторг, и он не преминул сказать Арону:
Арон подозрительно посмотрел на Василия. Тот перехватил его взгляд, непринужденно спросил:
Он бросил штурвал, схватил Василия поперек туловища, силой напялил на него спасательный жилет и стал обвязывать его вокруг пояса длинным фалом, приговаривая:
Арон туго затянул узел на поясе Василия, а второй конец фала намотал себе на руку. Встал к штурвалу и грозно сказал:
ДАЛЬШЕ ПРОИЗОШЛО ЧТО-ТО НЕВЕРОЯТНОЕ. Неизвестно откуда появившееся белое, огромное, размытое густым туманом чудовище с ревом надвинулось на бедный "Опричник" и страшно ударило его в левый борт!..
Затрещала деревянная обшивка старой яхты, загрохотали по палубе и крыше рубки падающие, оборванные блоки, с томительным гитарно-гавайским стоном стали лопаться тонкие стальные ванты... От ужасного толчка Арон перелетел из кокпита на корму, в последнюю долю секунды ухватился за флагшток, но фал, которым был привязан Василий, из рук не выпустил. Он встал на колени, уперся плечом в кормовой релинг и с напряжением всех своих могучих сил стал тащить фал наверх, на яхту. Когда над бортом "Опричника" сначала появились ноги Василия, а затем и весь он сам - мокрый, жалкий, захлебывающийся, Арон перехватил его за шиворот, как котенка втащил в кокпит и упал вместе с ним на решетчатый пол, всхлипывая и причитая:
И во внезапно наступившей абсолютной тишине, словно отвечая на вопрос Василия, откуда-то сверху, из плотной молочной мглы тумана раздался совершенно коммунальнокухонный истерический женский голос, кричавший по-русски:
КАК ТРУДНО ЖИТЬ НА ЗАПАДЕ Все, что может родить буйное, воспаленное завистью воображение небогатого человека, получившего представление о сладкой жизни миллионеров из нескольких фильмов, густо приправленных развесистой голливудской киноклюквой, не шло ни в какое сравнение с тем, что увидели Арон и Василий на громадной океанской яхте, которая так глупо (а может быть, и счастливо!) врезалась в ЛЕВЫЙ борт старенького "Опричника"... Следует ли описывать то, что не поддается никаким самым разнузданным людским фантазиям, особенно если эти люди прожили почти по полвека более чем в скромных условиях социалистического реализма? Все было белым и золотым! В огромном салоне (язык не повернулся бы назвать ЭТО кают-компанией!) в белых креслах сидели мокрые и обросшие Арон и Василий в белых купальных халатах на голое тело. Арону халат был мал, Василию велик. На ногах - золотые туфли с загнутыми носами и без задников. Видать, по-ихнему - домашние. Сидели с бокалами в руках и во все глаза разглядывали очень пьяного босого краснорожего мужика лет шестидесяти пяти в длинных облегающих золотых шортах, в фантастическом белом морском кителе с золотыми шевронами и в сбитой набок белой капитанской фуражке с огромным золотым "крабом" над козырьком. Справедливости ради следует заметить еще одно цветовое пятно, выбивающееся из общей калористической гаммы, если не считать физиономию мужика в кителе и дочерна загорелых Арона и Василия. Это была высоченная красивая девка лет двадцати семи в короткой распахнутой золотой жилетке, которая никак не могла прикрыть ее роскошный бюст. Вместо юбки у нее на бедрах был небрежно повязан знаменитый русский павловопосадский платок, со стороны узла позволяющий лицезреть ее ноги от золотых каблуков до загорелой талии. Даже если бы она - девица, была вся в белом, ее тоже нельзя было бы не заметить, потому что она говорила, не закрывая рот:
Грета-Нюся вырвала у мужика стакан, сама напихала лед в виски, долила воды и пожаловалась Арону и Васе:
Старый Майкл облегченно вздохнул, пьяно улыбнулся Василию и Арону и вполне четко проговорил:
Капитан - здоровый, высокий человек лет сорока, стоял в ходовой рубке, напоминавшей Центр управления космическими полетами, и смотрел вниз, наблюдая за ходом восстановительных работ на "Опричнике". Туман помаленьку рассеивался. "Опричник" был накрепко принайтвлен к миллионерскому судну; и несколько человек в белых комбинезонах с надписью на спине "Майкл Флеминг" натягивали новые ванты, меняли оборванные блоки, заделывали пролом в левом борту... В рубку вошла Грета-Нюся и закрыла за собой дверь на ключ. Она подошла вплотную к капитану, привычно расстегнула ему ширинку белых штанов и спросила его по-английски:
И головой кивнула в сторону "Опричника". Капитан также привычно взял ее одной рукой за грудь, а вторую руку засунул под павлово-посадский платок, изображавший юбку.
Капитан повернул Грету-Нюсю к себе спиной и наклонил ее к пульту управления. Нюся-Грета по-кошачьи прогнула спину, оперлась о пульт и, деловито постукивая пальчиками по кнопкам, спросила:
Капитан расстегнул ремень и спустил штаны к белоснежным туфлям. Откинул в сторону край Павлова-посадского платка и без малейшего выражения экстаза на лице стал делать свое мужское дело.
Воспользовавшись отсутствием жены, краснорожий миллионер Майкл разговорился во всю!
Майкл залпом осушил стакан и зарыдал... Арон и Василий растерянно переглянулись. Поправляя прическу, в салон вошла Грета-Нюся. Увидела рыдающего Майкла, коротко спросила:
Грета-Нюся уселась в кресло, закурила длинную коричневую сигарету.
КАК ДОРОГО СТОИТ ЛЕВЫЙ БОРТ На следующие сутки погода изменилась неузнаваемо! Ярко светило солнце, где-то на дальних островах, материках и вообще - на земле, наверное, стояла удушающая жара, но здесь в самом центре Средиземного моря дул освежающий легкий бриз, и добротно починенный "Опричник" мчался под всеми парусами к долгожданной неизвестной Хайфе... Вахту нес Арон, а Василий сидел на крыше рубки и возбужденно кричал:
Он стал выгребать из левого кармана штанов доллары:
Василий сделал роскошную театральную позу, нагнетающую волнение зрителей, медленно засунул руку в правый карман и с криком:
Василий сел, скрестив ноги, развернул доллары веером и стал томно обмахивать ими себя.
Василий сложил все деньги в одну пачку и слез на палубу. Осмотрел бывшее место пролома, по-хозяйски подергал новые ванты:
Арон оглянулся на корму, улыбнулся зеленому шелковому флагу с золотым драконом:
Он спрыгнул в кокпит и направился к дверям каюты. Остановился в проеме, повернулся к Арону, прищурился и сказал:
КАК ВОЗНИКАЮТ БУНТЫ НА КОРАБЛЕ А потом, на смену бурным вчечатлениям и событиям, пришло тоскливое, выматывающее, однообразное плавание - без берегов, без островов, без лагун, без заходов в чужие бухты и порты, без единого нового человеческого лица... В ушах - томительный, ни на секунду не прекращающийся скрип снастей, комариный писк ветра в такелаже, редкое похлопывание парусов, негромкий, надоедливый плеск маленьких, частых волн о борта яхты... Вокруг только одна вода и вода - то зеленая, то синяя, то серая, то черно-фиолетовая... А над головой - слепящее солнце, коварное солнце, страшное солнце!.. Видишь только свет его, но под свежим морским ветром не чувствуешь его разящих лучей. Зато к вечеру все тело горит, голова раскалывается, лохмотьями слезает со спины и плеч сожженная кожа, к груди не притронуться... В ночи холодным светом посверкивают тысячи и тысячи звезд. Сон свободного от вахты тяжек и удушлив. И короток. Невероятно короток! Только уронил многопудовую голову на жесткую, постоянно влажную подушку, как из кокпита несется:
А поспал человек всего лишь двадцать минут, не больше... Матерясь, вылезает из каюты, спит на ходу, но уже тянет шкоты, вяжет узлы на утках, крутит рукоятки лебедок... Только лег, только прикрыл глаза, - снова крик:
Зажигается свет в каюте, расстилается на столе карта. Глаза закрываются, ничего не видят, пальцы не держат карандаш, транспортир...
Рассчитал, нанес на карту, проставил время и лег. Только, казалось бы, глаза прикрыл, опять от штурвала крик несется:
Под утро красные от бессонницы глаза, обветренные губы потрескались, кроваточат. Тело будто исхлестано, ноги не держат, рук не поднять...
И опять изнуряющее солнце, солнце, солнце... Скрипят блоки, подвывают ванты, плещет о борт волна - все одно и то же, одно и то же! Небо и вода... Вода и небо... Редко-редко, где-то на горизонте появится и исчезнет что-то водоплавающее, но так далеко, что и не разобрать - пароход ли, яхта ли, а может, ничего не было - просто пригрезилось от усталости...
Все раздражает! Все выводит из себя!.. Не так повернулся, не так посмотрел, недостаточно быстро что-то сделал... Ответил не так, спросил не тем тоном!.. Слишком слабо затянул какой-то узел!.. Слишком сильно затянул узел - теперь не распутать ни черта! И руки у тебя не тем концом вставлены, а у тебя мозги не работают!..
В глубине души оба ощущают всю меру своей неправоты и несправедливости, но уже не остановиться - момент уже упущен! И растет глухая бесконтрольная ненависть, рожденная дикой усталостью и однообразием, бессонницей, постоянным нервным ожиданием конечной цели плавания - где почти в пятьдесят лет все надо будет начинать сначала, заново. И сразу! Без времени на раскачку и раздумья! И от этого в голову все чаще и чаще вползает одна и та же мыслишка: "А надо ли было?.. " И становится так страшно, так жутко, так хочется найти виноватого!.. На четвертые сутки происходит взрыв!
Арон стоит у штурвала и орет это все, автоматически поглядывая на компас и бессознательно корректирует курс штурвалом.
Василий, не раздумывая, бьет Арона в челюсть - раз, другой, третий!.. Ошеломленный Арон отлетает назад к рубке, сильно ударяется затылком о лебедку и замертво падает в кокпит... Паруса спущены, валяются кое-как на палубе и крыше рубки... За штурвалом никого нет, и "Опричник", повинуясь только течению, болтается на воде, покачивая голой мачтой... В каюте, по одну сторону стола, тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, сидят Арон и Василий и горько плачут... У Арона перевязана голова, у Василия забинтована правая кисть руки. На столе, на ненужной уже карте Эгейского моря пустая бутылка из-под греческого коньяка "Метакса" и почти пустая бутылка "Столичной". Два стакана, немудрящая закусочка - одна тарелка на двоих и два пиратских ножа в сливочном масле.
Василий разливает остатки "Столичной" по стаканам. Пытается сделать себе бутерброд для закуски, но рука, разбитая о челюсть Арона, плохо слушается. Арон мягко отбирает у Василия кусок хлеба и нож, сам делает ему бутерброд и поднимает стакан:
У Василия дрожат губы. Он пытается благодарно улыбнуться Арону, тоже поднимает стакан и, всхлипывая, тихо говорит:
КАК "... СЛАВА - ЯРКАЯ ЗАПЛАТА НА ВЕТХОМ РУБИЩЕ" И Т. Д. На следующий день их догнало французское пассажирское круизное судно.
Чтобы уравнять скорость, судно застопорило машины и по всем международным законам морской вежливости даже приспустило флаг в знак приветствия Арона и Василия! Вася тоже быстренько опустил зеленый платок маленькой стамбульской проститутки до середины древка от швабры, верно служившему "Опричнику" флагштоком. С французского судна грянули аплодисменты!
С яхты было хорошо видно, как пассажиры вдруг засуетились, стали что-то запихивать в большой пластиковый мешок и привязывать к нему веревку. При этом пассажиры хохотали и что-то кричали вразнобой по-французски.
Тем временем пассажиры перекинули мешок за борт и стали осторожно опускать его в "Опричник". Арон и Василий приняли пластиковый мешок, и как только пассажиры убедились в том, что теперь мешку не грозит никакая опасность, они тут же сбросили на яхту и веревку. Лайнер гуднул на прощание так, что Арон и Василий чуть не попадали от испуга и, постепенно набирая скорость, двинулся вперед.
Когда французское пассажирское судно стало совсем-совсем маленьким, Василий сказал Арону:
Первое, что он оттуда вынул - была бутылка "Курвуазье".
Арон удивленно посмотрел в мешок и вытащил целую кипу газет и журналов. Полистал их, вгляделся и всплеснул руками:
Греческие и французские, турецкие и испанские, английские и немецкие, американские и шведские, итальянские и израильские газеты и журналы пестрели уже известными и еще не виденными фотографиями "Опричника" и его владельцев - Василия Рабиновича и Арона Иванова! Все статьи о них, независимо от языка, на котором была выпущена газета или издан журнал, назывались по-английски: - "АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА! "... КАК ВАСЯ И АРОН ВВЯЗАЛИСЬ В МОРСКОЙ БОЙ С ДВУМЯ САМЫМИ МОГУЧИМИ ВОЕННЫМИ ФЛОТАМИ В МИРЕ И С ЧЕСТЬЮ ВЫИГРАЛИ ЭТО ИСТОРИЧЕСКОЕ СРАЖЕНИЕ Теперь в каюте не было живого места от газетно-журнальных вырезок! Когда Василий кончил прикнопливать к стенке последнюю вырезку из американского журнала со своей собственной фотографией крупным планом, от штурвала раздался голос Арона:
Василий вылез из каюты и увидел метров в ста от яхты странное плоское серебристое сооружение типа огромной площадки с многочисленными сверкающими мачтачками.
Сооружение действительно оказалось большим - метров двадцать в длину и метров десять в ширину, - красивым плотом из гофрированного блескучего металла. Из него торчали в небо тонкие высокие мачты с какими-то радиоштуковинками на верхушках. Плот стоял неподвижно - ни вперед, ни назад. Только покачивался слегка. То ли на якоре, то ли еще каким другим способом. Арон и Василий вылезли из яхты на плот, накинули швартовый конец "Опричника" на одну из мачточек и стали расхаживать по этому плоту, прикидывая, нет ли на нем чего-нибудь такого, что может пригодится их "Опричнику" или вообще в хозяйстве... Пока они разглядывали крепление мачт на плоту и соображали, каким способом легче всего эту мачту выкрутить, откуда ни возьмись из-за горизонта к плоту и яхте примчался большой военный катер с американским флагом.
Приветливо улыбаясь и приветственно помахивая рукой американскому катеру, Арон разобрал только про телевизор и прессу, а больше не понял ни единого слова. Но нахально сказал Василию:
Вася тоже улыбнулся и тоже помахал рукой. С катера посмотрели на них круглыми глазами, покрутили пальцем у виска, запустили двигатель и умчались опять за горизонт... ... откуда вдруг стали появляться далекие силуэты каких-то кораблей.
Василий развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел еще одну группу судов, появившихся из-за горизонта, но с другой стороны света. ... Когда одна из мачточек была уже почти вывинчена и Арон радостным голосом обещал Василию сделать из нее для "Опричника" такой флагшток, что с ним будет не стыдно войти в любой порт мира... ... со стороны одной группы "пароходиков" и со стороны другой - противоположной раздалось далекое тревожное уханье, воздух наполнился душераздирающим свистом и гулом и вокруг серебристого плота, на котором возились Арон и Василий, море стадо вдруг вспучиваться гигантскими фонтанами ракетных взрывов!.. Пришвартованный к плоту тринадцатитонный "Опричник", словно пушинка, подпрыгнул в воздух, ударился концами и кормой о плот, снова отскочил на длину швартового конца и снова ударился!.. От приближающихся разрывов серебристый плот бросало из стороны в сторону. Василий и Арон, из последних сил поддерживая друг друга, цеплялись за тоненькие мачточки...
Арон изловчился и перекинул Василия в яхту. Впрыгнул в нее сам, выхватил из чехла свой пиратский нож и одним взмахом отхватил швартовый конец, удерживавший яхту у главной мишени совместных боевых действий двух самых могучих в мире флотов. А с военного американского катера, на бешеной скорости летевшего к своим кораблям, истерически кричали в микрофон:
На американском флагмане все схватились за головы!
Советский ракетный крейсер успел сделать еще три залпа прежде, чем с мостика раздалась команда:
После короткого разбега с огромного американского авианосца в воздух взмыли сразу три самолета... С флагманского корабля американцев поднялись два вертолета - разведчик и санитарный.
На советском флагмане адмирал приказал капитану первого ранга:
"Опричник" стоял с наполовину поднятыми парусами, а вокруг него плавали рваные остатки гофрированной платформы - главной мишени для ракетных морских стрельб. На некоторых больших кусках сохранились облюбованные Ароном и Васей мачточки - шесты с радиолокационными отражателями, сообщавшими военным кораблям о местонахождении мишени... В воздухе стоял рев реактивных двигателей. Это совсем рядом садились на свой авианосец три американских самолета. Разведывательный вертолет военно-морских сил США тоже усаживался на палубу своего флагмана. Над "Опричником" остались висеть только два вертолета - американский санитарный и русский - посланный по приказанию советского адмирала. Все военные корабли - и русские, и американские, подошли чуть ли не вплотную к яхте и встали, окружив "Опричника" широким грозным кольцом. Рядом с авианосцем, ракетными крейсерами, эсминцами, противолодочными кораблями и прочей военной водоплавающей техникой под государственными флагами самых сильных держав планеты, от киля до клотика упиханные смертоносным оружием, способные уничтожить полмира за десять минут... ... маленький, деревянный "Опричник" казался жалкой и робкой козявкой, которую окружило стадо слонов и гиппопотамов. А два вертолета, почти касающиеся его мачты, очень напоминали двух кондоров, которые только и ждут, чтобы броситься сверху на эту козявку и растерзать ее в клочья!.. Тем более, что с советского вертолета летчик откровенно грозил кулаком Арону и Василию и, с нотками сожаления в голосе, докладывал своему флагману:
Вертолет взмыл вверх и пошел к своему кораблю... Американский санитарный вертолет тоже докладывал своему начальству:
А на "Опричнике" разъяренные Василий и Арон поднимали паруса и злобно орали на огромные военные корабли, окружившие их яхту:
Но вот паруса уже подняты и наполнены ветром.
Арон завел дизель и завопил всем кораблям - и советским, и американским:
Послушно повинуясь штурвалу, на хорошей скорости "Опричник" стал выходить из этого страшного военного кольца. Гордо трепетал на ветру зеленый, уже порядком выгоревший и выцветший, ничейный флаг "Опричника"... Американский санитарный вертолет немного проводил их, сбросил им в кокпит пластмассовый тубус с вымпелом и улетел.
Василий поднял тубус, отвинтил крышку и вытащил оттуда... большой красочный журнал "Луи" с роскошными голыми и полуодетыми девками!
Не отрываясь от штурвала, Арон скосил глаза на раскрытый журнал, обалдело покачал головой и сказал:
КАК ОБЫЧНО ДОПЛЫВАЮТ ДО ХАЙФЫ И еще они плыли День, Ночь и День... И, слава богу, им никто больше не встретился на их нелегком пути!.. Но во вторую Ночь их все-таки догнал злой и беспощадный шторм. Снова разлетались снасти!.. Рвались мокрые веревки, разваливались блоки, трещали по всем швам паруса!.. Большой парус - почти в сто квадратных метров, разлетелся в клочья! Не сладить было с ним на такой волне, при таком ветре - ни рифы взять, ни убрать его вовсе!.. Рук не хватало, сил человеческих... Бултыхались в черной, пенной воде под одним стакселем. Может быть, это и спасло, что грот разлетелся ко всем чертям... Штурвал в четыре руки удерживали. Молились, только бы не заклинила цепная передача! Только бы не потерять управление!.. А вокруг - ни одной живой души!.. Правда, под утро, когда ветер уже стал слегка стихать, осторожно подошло какое-то суденышко (так и не разобрали в предрассветных сумерках - кто, что, откуда?..), предложило помощь - все конец толстого каната с кормы показывали, дескать, "не взять ли вас на буксир, господа хорошие?.. " Но Василий сказал Арону:
А утром - будто ночью ничего и не было! Тишь, гладь, да божья благодать... Вода - зеркальная, без единого барашка. Чуть парит, и от этого в усталых, провалившихся глазах горизонт дрожит, размывается, теряет четкость и смотреть на него подолгу трудно. От напряжения слезы наворачиваются, в висках начинает стучать... Шли под одним рваным и излохмаченным стакселем и верным двигателем. Под мерный стук дизеля пили кофе из термоса. Со встречного курса прилетел маленький самолетик. Снизился, покружился над "Опричником", помахал крылышками, развернулся и улетел обратно.
Арон пожал плечами, ничего не ответил. Во всю пекло солнце. Наверное, уже израильское... И на долгие разговоры просто не было сил. Когда солнце стояло в зените и жара стала несусветной - показалась Хайфа. Вернее, не столько Хайфа, сколько мыс Рас-эль-Курум, как сообщил Василий, держа в руках последний том лоции Юго-Восточной части Средиземного моря, изданный в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году Министерством обороны Союза ССР и Главным управлением навигации и океанографии. Прямо по курсу уже виднелось большое белое здание госпиталя, неподалеку от него угадывался высоченный элеватор... Справа торчал в небо позолоченный купол храма, а в глубине мыса, на вершине горы еще одно приметное здание. Как сказал всезнающий Василий - гостиница. Василий приволок из каюты крупномасштабную карту "Подходы к порту Хайфа" - в одном сантиметре пятьдесят метров, поглядел на нее внимательно, прикинул на глаз новый курс и сказал Арону:
Арон молча довернул и повел "Опричник" параллельно берегу. Минуты через три откашлялся и неуверенно сказал:
Василий отложил в сторону карту и лоцию, уселся на банку кокпита и уставился на Арона. Покачал головой удивленно и сказал:
КАК АРОН И ВАСЯ БРОСИЛИ ЯКОРЯ В ТЕПЛЫЕ ПРИБРЕЖНЫЕ ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОДЫ НА ГЛАЗАХ У ВСЕЙ ХАЙФЫ А еще через минуту от мыса Рас-эль-Курум к ним наперерез примчался большой белый катер, в котором были три человека - двое в незнакомой Арону и Василию форме, а третий - лет пятидесяти, в белых брюках и белой рубашке без воротничка. Он так темпераментно махал руками и что-то кричал, что Арон невольно сбросил газ и вопросительно уставился на него. А Василий сплюнул в сердцах и уже отработанно гаркнул:
Те рассмеялись, развернули катер и, стараясь не уходить далеко от "Опричника", неторопко повели катер к берегу - туда, где виднелся белый госпиталь, золотой купол храма, элеватор и гостиница на горе. Арон прибавил обороты двигателю и повел яхту за катером с Шапиро из Мелитополя на борту. Когда до набережной оставалось метров сто пятьдесят, Василий и Арон увидели огромную толпу встречающих - человек триста, не меньше! Над набережной висел длинный белый транспарант, на котором по-английски было написано метровыми буквами: "АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА! "
Арон оглядел Василия с головы до ног и будто увидел его впервые: обросшего длинными неопрятными космами, с двухнедельной щетиной, грязного, измученного, в пропотевшей и уже продранной тельняшке, в разорванных шортах, сделанных из обычных старых рабочих брюк при помощи одного взмаха ножниц, с грязными заскорузлыми руками, колени в ссадинах, черная пиратская шапочка смотрела сломанным козырьком куда-то вбок, на ногах вместо бывших баскетбольных кедов чудовищные опорки...
Василий пожал плечами:
Шапиро из Мелитополя углядел, что "Опричник" остановился и в панике закричал с катера:
Ловко и очень профессионально Василий убирал стаксель. Арон выключил двигатель и крикнул в ответ Шапиро:
Шапиро в отчаянии схватился за голову, а катер умчался к причальной стенке набережной, где стояла толпа местных жителей в ожидании героев всемирной прессы, радио и телевидения - легендарных Василия Рабиновича и Арона Иванова. Цветы, оркестр, восторженные крики!.. На "Опричнике" Василий уже отпустил стаксель и даже успел аккуратно сложить его в мешок. И теперь, охая и кряхтя, подтаскивал тяжеленный якорь с толстой железной цепью к носовому релингу. Точно то же самое, но на корме делал Арон. Только без оханья и кряхтения. Он просто поднял стокилограммовый якорь с провисающей цепью и теперь держал его в руках в ожидании, когда Василий будет в состоянии опрокинуть свой якорь за борт.
Оба якоря с носа и кормы упали в воду одновременно. Толпа на берегу зааплодировала! Загрохотали якорные цепи... По мере погружения якорей в пучину Средиземного моря грохот цепей все усиливался и усиливался, становился почему-то все громче, все страшнее!.. Затихла на берегу толпа... Арон и Василий недоуменно переглянулись и вдруг почувствовали, как "Опричник" затрясло, залихорадило!.. Вибрация стала такой мощной, что им поневоле пришлось уцепиться за что попало, чтобы не свалиться в воду! Жутко грохотали якорные цепи!.. Тряска достигла невероятного предела и вдруг... ... БЕДНАЯ СТАРАЯ ЯХТА С НЕЛЕПЫМ И НЕЗАСЛУЖЕННЫМ НАЗВАНИЕМ, ПОСТРОЙКИ ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА, СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ПРОЛЕЖАВШАЯ В СЫРОЙ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ЗЕМЛЕ, КУПЛЕННАЯ АРОНОМ И ВАСИЛИЕМ ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ, ВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗА ДВАДЦАТЬ, ЛЕТАВШАЯ ПО ВОЗДУХУ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ОДЕССУ, НЕ ПОТОПЛЕННАЯ БОЕВЫМИ РАКЕТАМИ РОССИИ И АМЕРИКИ, ПРОШЕДШАЯ ПО МНОГИМ МОРЯМ ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ МОРСКИХ МИЛЬ, ВЫСУШЕННАЯ БЕЗЖАЛОСТНЫМ СОЛНЦЕМ, ИСТРЕПАННАЯ БЕСПОЩАДНЫМИ ШТОРМАМИ, НЕ ВЫДЕРЖАЛА ОБЫЧНОЙ ЯКОРНОЙ ВИБРАЦИИ И НА ГЛАЗАХ У ИЗУМЛЕННОЙ ХАЙФЫ РАЗВАЛИЛАСЬ НА МЕЛКИЕ ЩЕПКИ!.. Несчастный "Опричник" рассыпался просто в прах!.. В прах рассыпалась и мечта о десяти миллионах долларов... Мечта проплыла по теплой прибрежной израильской воде обломками досок, обрывками парусов, кусками мачты, каюты, карт, вырезками из газет всего мира и фотографией Марксена Ивановича Муравича. Набережная застонала, закричала, зарыдала!..
От причальной стенки уже мчались спасательные катера, уже летели в воду пробковые круги... Теряя сознание, Арон ухватился за спасательный круг и вдруг совсем рядом услышал захлебывающийся голос Василия:
Арон в ужасе отдернул руку от круга и неожиданно для себя вдруг поплыл по-собачьи, приговаривая:
И откуда силы взялись - он даже умудрился подплыть к Василию, который уже уходил на дно, держа в зубах выловленную фотографию Марксена Ивановича, подтянул его повыше над водой и прохрипел:
А толпа на набережной вопила, кричала, неистовствовала... И если бы Василий и Арон не были бы сейчас так заняты спасением собственных жизней и не разучивали бы, несколько запоздало, азы элементарного плавания, а вгляделись бы в толпу на набережной, они наверняка смогли бы увидеть среди встречающих приодетых и сильно похорошевших Клавку в Ривку - своих бывших жен и настоящих сестер! А рядом с Клавкой и Ривкой они наверняка увидели б Нему Блюфштейна с двумя детьми, женой и старенькой одесской мамой... Но если бы Арон и Василий еще смогли бы и прислушаться к тому, что вопила толпа, они обязательно услышали бы, как Клавка и Ривка орали на весь Израиль:
Думается, что Арон и Василий могли бы услышать и бывшего инженера-майора Нему Блюфштейна, который причитал, словно синагогальный служака:
И уж конечно Василию и Арону было бы очень приятно услышать, как Ривка и Клавка, не сговариваясь, одновременно показали пальцами на своих плывущих бывших мужей и настоящих братьев и со знанием дела сказали Неме хором:
Но ничего этого Вася и Арон не слышали и не видели. Они плыли... Впервые, на исходе пятого десятка лет своей нелегкой и путаной жизни, задыхаясь и захлебываясь, помогая друг другу из последних сил, по-собачьи, но плыли!..
|
| ^ Наверх | Вы на страничке http://www.ukryachting.net?pirs=i_go_to_haifa&st=part7 | Наверх ^ | |||
|
|||||