Из книги: "ХОЖДЕНИЕ ЗА ДВА-ТРИ МОРЯ".
Авторы: С.Пелишенко, С.Осташко.

I

В детстве меня водили гулять на бывшую Соборную площадь. Здесь, посреди цветочной клумбы, был сооружен странный лабиринт бетонных ям, канав и желобков. По воскресеньям их заполняли водой, сизолицый массовик что-то объяснял туристам, и весь понедельник воды еще хватало на то, чтобы пускать по канавам бумажные кораблики. Лабиринт назывался сложно - "Модель Единой Водно-Транспортной Системы европейской части СССР, соединяющей Белое, Балтийское, Каспийское, Азовское и Черное моря".
В центре модели сидел на лавочке сам Иосиф Виссарионович, покрытый серебрином, как небогатая кладбищенская ограда.
Через несколько лет бетон по краям желоба растрескался, воду наливать перестали. Массовик ушел в Деды Морозы. Однажды весной остатки сооружения снесли и клумбу целиком засадили цветами. В Сибири строились новые ГЭС, новые массовики с тем же казенным энтузиазмом, говорили о Братске, о Красноярске, а Единую Водную как-то забыли. Вернее, перестали вспоминать; это было верным признаком того, что там все в порядке. Каналы готовы, работают, нормально пропускают суда - о чем же говорить? К ним привыкли.

На эту тему - о краткости людской памяти, о судьбе исполненных начинаний - так и тянет пофилософствовать. Особенно если хоть немного знаешь историю создания Единой Водной.
И особенно если сидишь на мели, а до конца путешествия осталось три дня...
О соединении Дона и Волги мечтал еще Петр. В Россию был приглашен британский инженер Бертран Перри; трассу будущего канала проложили через реки Шать и Оку. Итогом нескольких лет труда явились Епифанские шлюзы, которые летом начисто пересыхали. В надежде улучшить водоснабжение строители пробили дно Иван-озера; этот решительный шаг окончательно обезводил гидрокомплекс, даже верховья Дона обмелели. Времена были суровые и простые: Бертрана Перри, как главного виновника, согласно патриархальным обычаям эпохи лишили не только прогрессивки, но и головы. А судоходный канал так и остался мечтой.
Все это - факт, вошедший в энциклопедии; вовсе не выдумка Андрея Платонова.

Прошло две с половиной сотни лет. Попытки связать Дон и Волгу - через Иловлю и Камышинку, через Иван-озеро и Оку - возобновлялись, но снова безрезультатно. Казнить иностранных инженеров постепенно отвыкли; когда француз Леон Дрю предложил соединить реки в месте их наибольшего сближения, проект признали, во-первых, грандиозным; во-вторых, неисполнимым; но француза не тронули. Было уже начало XX века.
А между Калачом-на-Дону и Царицыном на Волге грузы так и волокли посуху; и живучие традиции петровских строек были увековечены статьей Добролюбова, написанной в 1858 году, во время замены местной "конно-железной" тяги на паровую. Статья называлась "Опыт отучения людей от пищи".
Есть в русской литературе редкая способность: говоря о сиюминутном, сегодняшнем, она умеет заглянуть в будущее. Хотя, конечно, масштаб будущих "отучений" и опытов над людьми Добролюбов не мог себе представить.
Ну, чьим трудом в конце концов был прорыт канал, чьими костями выложено его русло - это все вещи известные. В 1952 году здесь прошло первое судно. Я вовсе не хочу сказать, будто, идя на яхте по трассе бывшего волока, только и вспоминаешь его долгую жутковатую историю. О создателях канала думаешь скорее с невольной благодарностью, живо представляя, каково было бы втроем тащить на себе восьмитонную яхту.
Просто иногда начинает казаться, что по-старому - волоком - было быстрей...
И особенно это чувство усиливается, когда садишься на мель.

II

Вообще-то идти по каналу легко. Здесь не бывает, штормов, негде заблудиться, нет встречного течения, как в реке. Идти по каналу приятно. Уютные водохранилища, которые даже странно называть этим неуклюжим словом, поросли камышом и водяными лилиями. На участках "искусственного ложа", за его кромкой, облицованной камнем, открывается панорама лежащей далеко внизу долины. "Подводные прорези" - углубленные речушки - вьются среди лугов. Дизель-электроход "Касимов" плывет по колосящейся ниве. У него глуповатый и смущенный вид, словно сам "Касимов" остро переживает свое сходство со сноповязалкой. Сонные рыбаки ловят в канале сонных карасей. Навстречу движется баржа, на палубе сохнет белье, и простыни, просвеченные солнцем, похожи на небольшие теплые айсберги... Только одно нарушает идиллию продвижения по каналу: очередной шлюз. Шлюзы - основная помеха волго-донской навигации.
Если, конечно, не принимать во внимание такую случайность, как мель...

"Красиво!" - думаете вы, когда впереди, над плоской степью, воздвигается и царит нечто вроде египетского храма, бастиона Сен-Жерве или городского элеватора. Издали шлюз воспринимаешь в отрыве от его гидротехнической сущности.
Вблизи шлюз напоминает крепость. Иногда ее мож но взять штурмом. Вы подходите к мощным воротам шлюза № 13; они открыты. Не обольщайтесь: поджидают вовсе не вас, не одесскую яхту без всяких прав на шлюзование. В камеру медленно вползает "Касимов". При виде "Юрия Гагарина" он неприязненно гудит. Теперь главное - нахальство. Вы должны проскочить под самым носом у судна. На ваших лицах должна быть уверенность и легкое возмущение. Вы уверены, что ворота открыли перед "Гагариным", и возмущены тем, что двадцатипятитысячетонный "Касимов" лезет туда же. Шлюзовщики что-то кричат. Гудок "Касимова" срывается на визг. Не обращайте внимания: вы уже внутри. Чтобы выгнать яхту, пришлось бы задним ходом выводить дизель-электроход. На это, учитывая мировой энергетический кризис, никто не пойдет.
Но чаще ворота шлюза закрыты, брать его приходится измором. Просить, чтобы яхту прошлюзовали, нет смысла: диспечтеру шлюза № 12 только что звонил коллега со шлюза № 13. Тут уже знают: пришли одесские нахалы.
Остается одно: ждать. Вы останавливаетесь и на виду у шлюзовщиков купаетесь, собираете ягоды, поете долгие степные песни. Тут весь расчет на психологию: находясь на работе, наблюдать чужой отдых утомительно. У воды прохладно, а бетонные стены пышут жаром. У людей пикник, а до конца смены еще шесть часов. Примерно так, глядя на яхту, рассуждает любой нормальный человек. И рано или поздно ворота открываются.
- Какого черта?! - орет мегафон. - Или туда, или сюда!..
Попадаются, конечно, люди-кремни, способные часами следить за тем, как хорошо другим. Но тогда, рано или поздно, раздраженно гудя, из-за поворота вываливается дизель-электроход "Касимов". И осуществляется вариант штурма.

III

Но вот мы внутри, в шлюзовой камере.
- Малый ход! - излишне спокойно командует Данилыч.
- Есть малый!
- Меньше! Самый малый... Самый!!! - Мотор глохнет вовсе. Рядом быстро проплывает влажная стена. Накинуть швартовый конец на кнехт с первого раза никогда не удается - вероятно, потому, что каждый член команды приготовил свой собственный, заветный швартовый. Данилыч предпочитает пеньковый канат толщиной в бедро, Сергей - нейлоновый репшнур. Мне запал в душу стальной тросик.
- Кидай! - кричит шкипер, и Сергей начинает судорожно распутывать узел, в который свились нейлон и сталь. Не выпуская из рук штурвала, Данилыч шарит ногой по палубе, пытаясь нащупать пеньковый конец. Но на нем стою я.
Яхта теряет ход и перестает управляться. Трахх-шшшррр! - левая скула "Гагарина" ударяется о бетон и с тошнотворным звуком полирует его неровности.
"Отпихнись!" - У капитана такой голос, будто камень сдирает с фальшборта его собственную кожу. Яхта отходит от стенки и беспомощно зависает на месте. Нужно опять заводить мотор, но он не заводится. Я жму на пусковую кнопку, как обезумевший воротила Пентагона.
"Ты зажигание включил?" - спрашивает Сергей. Мне он что-то последнее время не нравится. Тем более что он, черт возьми, прав: зажигания я не включил. Траххшшррр... - "Касимов" подработал винтом, и нас опять прижало к стенке. Мы перегибаемся за борт, пытаясь уцепиться хоть за какую-то трещинку в бетоне. Работать приходится в позе человека, внезапно застигнутого радикулитом. Кроме всего прочего, движения сковывает спасательный жилет.
В приличный ресторан не пускают без пиджака, а в шлюз - без жилета. Это нечто вроде смирительной рубашки, в которую вшиты кирпичи из пенопласта. Два кирпича вмонтированы в воротник и подпирают уши. Люди обычно тонут из-за судорожных движений, которые они совершают в воде; спасжилет в этом смысле гарантирует полную безопасность. Двигаться, тем более судорожно, в нем невозможно.

Яхта медленно ползет вдоль стенки. За спиной раздается смех: экипаж "Касимова" подает соленые морские советы.
"Продай жилетку! Ниже нагнись, ниже... ай, хоро-шо!.." - Поскольку голову в жилете не повернуть, мы сообщаем свои ответы бетону. Из-за эффекта отражения звука это все равно, что выругать себя самого. Наконец Данилыч накидывает петлю на кнехт. В камеру врываются потоки воды, яхта поднимается рывками, тычется в стену, норовя свернуть бушприт, а сверху раздается голос какой-то предприимчивой бабки. Она предлагает ведро абрикосов.
- Вот оно! - говорит Данилыч.
- Спасибо, мать. Ничего нам уже не надо, - говорю я.
- А почем кило? - спрашивает Сергей. Потом ворота открываются. Впереди поджидают новые шлюзы.

IV

Эта мель была некоторым излишеством, точкой, для верности поставленной даже не над "и", а над "ы". Продольный профиль Волго-Донского канала похож на двойную лестницу-стремянку; каждая ее ступень - шлюз. К вечеру первого августа яхта еще не поднялась к водоразделу. Мы преодолели три ступени; оставалось десять. Вывод напрашивался сам собой: какая там Астрахань! О "гонке со временем" старались и не вспоминать.
В команде ожили суеверия.
- Ну что, отдохнем? - равнодушно спросил Данилыч, когда впереди показался паром через канал, и два залива по бокам парома, и дед-паромщик для консультации.
- Вечер добрый! Ставайте, тут глубоко - потонуть фатит! - Дед был рад случаю поговорить.
Он радушно показывал на тот залив, что побольше.
- Сколько метров? У нас осадка большая.
- Большая! Третьего дня тут дура поболе вашей стояла. Люди тоже городские...
- Какая дура - яхта? Катамаран?! Попандопуло... то есть "Мечта"... стаксель, стаксель какой - рыжий?!
- Ну, - неуверенно моргнул дед. - Приятелей ищете?
Мы его уже не слушали. Значит, он все-таки существует, этот невидимый, неуловимый враг. И по-прежнему впереди, возможно, уже на Волге... Теперь жди неприятностей. Знать бы только, каких!
- Вы как хотите, - решительно сказал Данилыч, - а я в этом заливчике не стану. Вот оно.
Сергей согласно кивнул. Решение было мудрое - береженого бог бережет. Дед что-то кричал, но мы завели мотор, обогнули паром и зашли в тот залив, что поменьше. Вернее, хотели войти; ибо на полном ходу "Гагарин" на что-то мягко наткнулся, юзом пополз к берегу и стал. Бушприт, видавший два моря, уперся в куст ежевики. На том же кусте расположилась какая-то небольшая, чисто сухопутная птичка. Она не улетела: глумливо перекинула слева направо головку и скосила на яхту безбоязненный черный глаз. Кышшш!!!

Следующая глава.

Оглавление.