Известный польский яхтсмен Кшиштоф Барановский, будучи еще
студентом, проехал "автостопом" по США и Канаде около 20 тыс.
километров и написал о своих впечатлениях книгу "Хоубоу" ("Бродяга").
Приводим одну из главок этой книги. (Перевел А. Д. Безбородько).
БЫЛ очень знойный день. Я не торопясь возвращался с пляжа, прикрыв
обгоревшие плечи полотенцем, и любовался стройными яхтами и приземистыми
катерами, покачивающимися в тесной гавани.
Легкий ветерок принес запах моря и хоть немного облегчения от
все еще жаркого солнца. Я остановился и от нечего делать наблюдал
за тем, как загорелый, лет шестидесяти мужчина пришвартовывал
большой нарядный катер к деревянному причалу. Нескладные шорты
закрывали до колен жилистые босые ноги.
Я подошел поближе к суденышку, поблескивающему хромированными
деталями.
- Хэлло, капитан! - О... хэлло! - поднял он седую голову. Глаза,
окруженные глубокими морщинами, сощурились в дружеской улыбке.-
Тебе нравится мой катер?
Я кивнул, а потом почему-то добавил:
- Но вообще-то мне больше нравятся яхты. Паруса - ближе к искусству...
- Ну, тогда заходи! И я так говорил, когда был помоложе. А вот
к старости уже хочется чуть-чуть побольше комфорта.- Старый
капитан откинул дверь.- Входи!
Пригнувшись, последовал за ним. Компас накрыт белым колпаком,
у штурвала - коробка какого-то автоматического устройства, стенка
увешана метеорологическими приборами. Успеваю бросить беглый взгляд
на радиотелефон - капитан приглашает в каюту. Диван, мягкие кресла,
большие окна из толстого стекла. В шкафчике тихо позвякивают стаканы.
На переборке - большая фотография парусника.
- Вот это я и хотел тебе показать! - он коснулся рамки бронзовым
пальцем.- На этой шхуне я ходил несколько лет. По всему Тихому
океану.
С интересом приглядываюсь к снимку. Две мощные мачты возвышаются
над длинным, изящным корпусом. Полотнища огромных парусов едва
помещаются между носом и кормой.
- Это был один из последних на побережье рыболовных парусников,
но отец мой зарабатывал, катая на нем богатых туристов. Кстати,
не мог бы ты до дождя сбегать мне за сигаретами? - Разве будет
дождь? - удивился я, но, выскочив на палубу, увидел медленно
наступающий с моря густой вал клубящихся черных туч, грозящий
уничтожить солнце.
"И откуда они взялись, эти тучи?" - думал я, спеша по бульвару
вдоль линии пальм, уже сгибающихся от первых порывов ветра. Шелест
длинных, узких листьев опережал шум приближающегося ливня...
До катера добежал с первыми крупными и редкими еще каплями, падавшими
из-под синих клочьев, гонимых горячим дыханием бури. Капитан сидел
на том же самом месте, уложив вытянутые ноги на низенький столик.
- Ливень скоро кончится, не бойся. А пока - будь моим гостем,
- он чуть усмехнулся, морщины собрались в уголках глаз.
Дождь настойчиво барабанил по крыше рубки. Гибкие пальмы на берегу
кланялись при каждом шквале.
- Разное бывало с этой шхуной, - капитан выпустил клуб дыма
в сторону фотографии, - расскажу один памятный мне случай. Это
был мой первый, самый первый самостоятельный рейс. А был я тогда
двадцатилетним щенком. Отец остался в Новом Орлеане и доверил
мне очень старую и очень богатую леди из Айовы, которая жаждала
посмотреть Мексиканский залив. Погода была прекрасная, только
небольшая зыбь, оставшаяся после недавнего шторма. Впрочем,
моря я не боялся. Несмотря на молодость уже имел довольно большой
опыт - немало плавал с отцом на "Кавалере".
- "Кавалер" - это моя шхуна, - сказал он как бы про себя, разглядывая
дымящийся конец сигареты.
- Да, черт мне послал эту благовоспитанную старую леди. Морская
болезнь ее почему-то не брала, сидела она на палубе, закутавшись
в черную мантилью, и все время всматривалась в горизонт, будто
ожидала увидеть Летучего Голландца. А когда мы шли вдоль побережья
Мексики,- это несколько десятков миль севернее Тампико, - леди
вдруг захотелось получше разглядеть прилепленное к крутому склону
пуэбло, которое она усмотрела в бинокль. И всего-то кучка глиняных
домиков на холме. И вот - она захотела посмотреть пуэбло вблизи.
Маленький городишко с замысловатым названием, которое я уже
давно не помню, лежал в устье какой-то реки. Наверняка имелся
порт, но он был спрятан в лагуне, а проход охранялся зловещим
барьером скал, обозначенным белой пенистой лентой.
Убрали мы паруса, шли под мотором. Пытался я объяснить старой
даме, что прохода не знаю, а идти наугад - дело опасное, и вообще
смотреть на это пуэбло смысла нет, но в ответ услышал:
- Отец твой говорил, что на тебя можно положиться!
Сказала она это с такой иронией, что мне не оставалось ничего
иного, как поворачивать к берегу.
К счастью, в это время из-за полосы прибоя выскочила небольшая,
но довольно мореходная лодчонка и направилась к нам. Лоцман!
Тут я вздохнул с облегчением. Вскоре на палубу ловко вскарабкался
темнокожий курчавый мексиканец. В свежей рубашке, белых брюках.
Начал что-то очень быстро говорить, жестикулируя и показывая
руками на городок, едва видный сквозь брызги прибоя.
К сожалению, мой испанский был тогда довольно плох. По правде
говоря, знал не больше десятка слов. Ничего из бурных объяснений
мексиканца я так и не понял, и, помню, даже возмутился: что
же это здесь за лоцмана, которые не знают английского?
Долго болтать крикливому лоцману я не дал и решительно показал
ему на штурвал.
Проход оказался необычайно опасный. Узкий. Какой-нибудь десяток
футов отделял нас от острой скалы, торчащей, как хвост огромной
акулы. Так или иначе, но вскоре мы оказались в спокойных водах
лагуны.
- На "Кавалере" вы всегда и везде в безопасности, - гордо заявил
я упрямой даме, помогая сойти со шлюпки на берег.
Из маленького белого домика напротив вышел представительный
мужчина в белой форменной фуражке.
- Смело вы плаваете, капитан! - обратился он ко мне на довольно
приличном английском. - Да и вообще редко случается, чтобы такие
большие яхты заходили в наш порт. Вы, наверное, тут много раз
бывали?
- Никогда. Вы вахтенный порта?
- Нет. Вахтенный там, - показал он пальцем на тот белый домик,
из которого вышел. - А я здешний лоцман.
- А это кто? - показал я на моего лоцмана, швартующего свою
лодку.
- Это? - Он даже махнул рукой. - Это один из самых назойливых
торговцев в наших краях. Если уж вы впустили его на борт шхуны,
он наверняка всучит вам все свое барахло.
Я не слушал его. Оцепенев, я смотрел на "Кавалера", который
спокойно покачивался, стоя на якоре. Уверен, что на лице у меня
был не только загар. Не знаю, поняла ли что-нибудь старая леди...
- Да, молодость самонадеянна, - неожиданно закончил капитан,
стряхивая пепел с брюк.
Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Небо снова просветлело.
- Мне пора, - сказал я, вставая.
- Заходи еще, поговорим о парусах, - усмехнулся старик.
|