Из книги: "ХОЖДЕНИЕ ЗА ДВА-ТРИ МОРЯ".
Авторы: С.Пелишенко, С.Осташко.

Поднялись рано. Под аркой моста вставало солнце, мост напоминал бетонную радугу. По радуге шел поезд. Утро было такое свежее, что даже затопленный лес выглядел жизнеутверждающе. В такое утро хочется поскорей поднять якорь, живо пройти остаток Цимлы, бодро проскочить Волго-Донской канал и легко победить. И я совершенно не понимал Сергея.
- Молочка хочу! - заныл врач-навигатор, как только мы проснулись. В свое время точно так же канючил Даня - то "фрукточку", то "молочка", чего-нибудь "вкусненького". Похоже, вчера я не ошибся: отъезд мастера по парусам освободил в команде особую психологическую нишу. Подобно нише экологической, пустовать она не могла. В нее влез Сергей.
- Имей совесть! Времени нет! - Меня бесила хитрая улыбка на устах судового врача.
Он вел себя так, будто гонка со временем по каким-то непонятным причинам уже выиграна. Довольно странное легкомыслие!
- Час потеряем, а отпуска вон еще... шесть дней. Ты мне еще спасибо скажешь! И при чем тут совесть?
- Сходите, - решил шкипер. - Я пока мотор прогрею. Мне домашнее молоко врачи запретили.
- А недомашнее?
- В нем жира нет. Его можно.

Проклиная желудочную целеустремленность Сергея, я поплелся за ним в Ложки. Инстинктивный зуд - успеем или не успеем? - на стоянке усиливается, притупить его может только дорога. Мы стучали в калитки. Во дворах лениво гавкали толстые собаки. Как назло, повсюду нам отвечали, что молоко утреннего удоя уже продано.
- Куда они его продают? Друг другу? - ворчал судовой врач. Это было непонятно. Ложки - небольшая деревня, коровы почти у всех, но где же рынок молочного сбыта? Правда, в стороне от деревни, на горке, мы заметили нечто вроде усадьбы, но большой серый дом казался необитаемым...
В одном из дворов нам наконец повезло.
- Молоко продала. Простоквашу подать? - Хозяйка поплыла в направлении погреба. Мы зашли. Широкий накат погреба прикрывала тень старой яблони. И деревянный дом, и стол, за который нас усадили,- все было широким, основательным на этом дворе, под стать хозяйке, уже немолодой, но красивой, прямой, дородной. К ней как-то не подходило слово "женщина" и тем более "баба"; только "хозяйка".
- Пейте, милыя. Она с холодку.

Сергей дружелюбно пихнул меня локтем. "Где твое спасибо?" - означал пинок. Я промолчал. Простокваша была густая, прохладная. В ее вкусе смешались и увесистая сладость, и пикантная погребная кислинка. Было и нечто неопределимое - именно то, что отличает произведение искусства от ремесленной копии. Несмотря на зуд гонки, я был вынужден признать: мы задержались не зря.
И даже не из-за дивной простокваши. Мы торопливо насыщались, а хозяйка решила, по-видимому, посвятить нас во все тонкости ее взаимоотношений с зятем. Это стоило послушать. На протяжении всего Нижнего Дона я не замечал в разговорной речи местных жителей особого колорита - и вот наконец слышу, что "лучше б дочь вдовая перемоглась"; что зять "балабон"; что он совсем стыд потерял, ходит по деревне "в однех трусцах"... Речь хозяйки была настоящей кунсткамерой для лингвиста.

Вообще-то с развитием радиофикации, телефикации и других "аций" местные говоры отмирают. Иное дело профессиональные жаргоны; сейчас их время. Без особого труда, не зная ни слова по-французски, физик может читать статьи в "Журналь де физик". И дело тут не в высоком полете научной мысли. Когда два водопроводчика у нас в квартире продували паровое отопление, даже та половина речи, которую я понял, тоже носила характер профессиональный и международный.
Если так пойдет дальше, нетрудно вообразить смерть национальных языков; зато мы дождемся изданий романов о любви на языке скорняков и перевода "Одиссеи" на токарно-фрезеровочный. Но вне профессиональных жаргонов да еще, пожалуй, молодежного сленга язык скорее стандартизуется, теряет боковые ветви. Только на страницах беллетристики еще "окают" волжане, новорожденный сибиряк произносит слово "однако" раньше, чем "мама", а представитель глубинки говорит на удивительной смесн церковнославянского с портяночным. В реальной жизни местный колорит куда скромней, и казацкое "язви тя..." услышать вне театра так же тяжело, как увидеть женщину в кокошнике вне ярмарки "Русская зима", организованной для интуристов. Простоквашная хозяйка была исключением, редким исключением.
- Можно еще по кружечке? - отдуваясь, спросил Сергей. - Жарко!
- Жара, чай, могучая: хляба горят, - утвердительно пропела хозяйка и снова поплыла в погреб.
- Красиво говорит, а? - шепнул судовой врач. - "Жара, чай, могучая"... кайф!
- Идем уже. Пора.
- Успеем... спасибо, хозяюшка! Очень вкусно! - Сергей, кажется, и не собирался уходить. Чтобы вернуть его мысли к гонке, а также для очистки собственной совести, я спросил у хозяйки, часто ли бывают в Ложках яхтсмены.
- О катамаране "Мечта" вы ничего не слыхали?
- У нас много кое-кто ходют. Каковы с виду-то?
Хорошенький вопрос... Чувствуя себя довольно глупо, я попытался набросать портрет худого капитана с крабом. Хозяйка понимающе кивала и под конец, когда я совсем запутался, вдруг деловито спросила:
- Параноик?

Сергей радостно фыркнул в простоквашу. Не скрою: в первый момент я тоже принял неожиданный диагноз на свой счет. Но из дальнейшей беседы выяснилось нечто иное. Серый дом, замеченный нами на горе, оказался психиатрической больницей; среди "бязумцев", как называла их хозяйка, встречались и "капитаны". Вот кому сбывали жители деревни молоко утреннего удоя! На вопрос, не случаются ли побеги, хозяйка отвечала утвердительно:
- Как не бяжать - бягут! Они, бязумцы-то, молочное вроде вас - лю-убят! Попьют и назад бягут.
Меня разобрал нервный смех при мысли, что сюда вот-вот нагрянут "бязумцы" и обнаружат, что мы уничтожили их простоквашу. Сергей огромными глотками, без всяких напоминаний о спешке, приканчивал свою порцию. И вдруг калитка распахнулась. Во двор ввалился бородатый мужчина. На нем ничего не было, кроме сапог и длинных "семейных" трусов.
- Куда вы?! Это зять, балабон... - Но мы, распугивая кур и давясь от смеха, уже неслись по деревенской улице. Опомнились возле причала, и я торжественно пожал Сергею руку:
- Вот теперь скажу: спасибо. Ради этого стоило задержаться...
Безумная простокваша определила все настроение второго дня гонки. Мы называли друг друга не иначе, как "балабонами" и "параноиками"; горло то и дело начинал покалывать, как нарзан, неудержимый смех. Хорошее настроение передалось и Данилычу, хотя из нашего рассказа о случившемся он сделал несколько неожиданный вывод:
- Значит, она говорит, "Мечта" в Ложки не заходила?
Мы переглянулись - и согласились. Беседа с хозяйкой показала, насколько вера в существование "катамарана Попандопуло" похожа на манию преследования. Нам казалось, что теперь мы навсегда излечились от этого недуга. Оставался один враг, один соперник - время. Но в чем дело? Дней-то еще пять! На борту "Гагарина" воцарилось предвкушение победы.
К тому же и природа наконец сжалилась над яхтой. Легкий ветерок, впервые за последнюю неделю, потянул с запада. Впервые после Азовского моря в помощь мотору были поставлены паруса. Мы наслаждались чуть заметным увеличением скорости, полузабытым шелестом стакселя и хвастливым ощущением лидеров гонки. Незаметно проходил день, берега водохранилища сближались. Около двух часов яхта остановилась у полосатого поворотного буя, на развилке речных дорог.
Сзади лежала пройденная Цимла. Бледная вода нежилась и парила под солнцем.
- "Жара, чай, могучая!" - процитировал Сергей, и мы, даже не пытаясь найти более веский повод для веселья, дружно засмеялись. Стараясь быть похожим на одного из богатырей, я козырьком приложил руку к глазам:
- Налево пойдешь - в Калач попадешь... - Город с этим сдобным названием виднелся на севере, там, где в Цимлу впадает Дон.
Данилыч решил поддержать игру:
- А направо пойдешь, вот оно... - сказал он голосом Ильи Муромца, работающего экскурсоводом.
Мы посмотрели направо. Два возвышенных - иначе и не скажешь - столба отмечали вход в канал. Шкипер так и не придумал сказочного варианта для правой дороги: и окончил прозаически:
- Фролов ждет. Пошли.
Казалось, Фролов поджидает где-то рядом, за ближайшим поворотом. Снова заработал мотор, и "Юрий Гагарин" вошел в Волго-Донской канал. До конца путешествия оставалось еще целых четыре дня! С половиной.

Следующая глава.

Оглавление.