Из книги: "ХОЖДЕНИЕ ЗА ДВА-ТРИ МОРЯ".
Авторы: С.Пелишенко, С.Осташко.
Поднялись рано. Под аркой моста вставало солнце, мост напоминал
бетонную радугу. По радуге шел поезд. Утро было такое свежее,
что даже затопленный лес выглядел жизнеутверждающе. В такое утро
хочется поскорей поднять якорь, живо пройти остаток Цимлы, бодро
проскочить Волго-Донской канал и легко победить. И я совершенно
не понимал Сергея.
- Молочка хочу! - заныл врач-навигатор, как только мы проснулись.
В свое время точно так же канючил Даня - то "фрукточку", то "молочка",
чего-нибудь "вкусненького". Похоже, вчера я не ошибся: отъезд
мастера по парусам освободил в команде особую психологическую
нишу. Подобно нише экологической, пустовать она не могла. В нее
влез Сергей.
- Имей совесть! Времени нет! - Меня бесила хитрая улыбка на устах
судового врача.
Он вел себя так, будто гонка со временем по каким-то непонятным
причинам уже выиграна. Довольно странное легкомыслие!
- Час потеряем, а отпуска вон еще... шесть дней. Ты мне еще спасибо
скажешь! И при чем тут совесть?
- Сходите, - решил шкипер. - Я пока мотор прогрею. Мне домашнее
молоко врачи запретили.
- А недомашнее?
- В нем жира нет. Его можно.
Проклиная желудочную целеустремленность Сергея, я поплелся за
ним в Ложки. Инстинктивный зуд - успеем или не успеем? - на стоянке
усиливается, притупить его может только дорога. Мы стучали в калитки.
Во дворах лениво гавкали толстые собаки. Как назло, повсюду нам
отвечали, что молоко утреннего удоя уже продано.
- Куда они его продают? Друг другу? - ворчал судовой врач. Это
было непонятно. Ложки - небольшая деревня, коровы почти у всех,
но где же рынок молочного сбыта? Правда, в стороне от деревни,
на горке, мы заметили нечто вроде усадьбы, но большой серый дом
казался необитаемым...
В одном из дворов нам наконец повезло.
- Молоко продала. Простоквашу подать? - Хозяйка поплыла в направлении
погреба. Мы зашли. Широкий накат погреба прикрывала тень старой
яблони. И деревянный дом, и стол, за который нас усадили,- все
было широким, основательным на этом дворе, под стать хозяйке,
уже немолодой, но красивой, прямой, дородной. К ней как-то не
подходило слово "женщина" и тем более "баба"; только "хозяйка".
- Пейте, милыя. Она с холодку.
Сергей дружелюбно пихнул меня локтем. "Где твое спасибо?" -
означал пинок. Я промолчал. Простокваша была густая, прохладная.
В ее вкусе смешались и увесистая сладость, и пикантная погребная
кислинка. Было и нечто неопределимое - именно то, что отличает
произведение искусства от ремесленной копии. Несмотря на зуд гонки,
я был вынужден признать: мы задержались не зря.
И даже не из-за дивной простокваши. Мы торопливо насыщались, а
хозяйка решила, по-видимому, посвятить нас во все тонкости ее
взаимоотношений с зятем. Это стоило послушать. На протяжении всего
Нижнего Дона я не замечал в разговорной речи местных жителей особого
колорита - и вот наконец слышу, что "лучше б дочь вдовая перемоглась";
что зять "балабон"; что он совсем стыд потерял, ходит по деревне
"в однех трусцах"... Речь хозяйки была настоящей кунсткамерой
для лингвиста.
Вообще-то с развитием радиофикации, телефикации и других "аций"
местные говоры отмирают. Иное дело профессиональные жаргоны; сейчас
их время. Без особого труда, не зная ни слова по-французски, физик
может читать статьи в "Журналь де физик". И дело тут не в высоком
полете научной мысли. Когда два водопроводчика у нас в квартире
продували паровое отопление, даже та половина речи, которую я
понял, тоже носила характер профессиональный и международный.
Если так пойдет дальше, нетрудно вообразить смерть национальных
языков; зато мы дождемся изданий романов о любви на языке скорняков
и перевода "Одиссеи" на токарно-фрезеровочный. Но вне профессиональных
жаргонов да еще, пожалуй, молодежного сленга язык скорее стандартизуется,
теряет боковые ветви. Только на страницах беллетристики еще "окают"
волжане, новорожденный сибиряк произносит слово "однако" раньше,
чем "мама", а представитель глубинки говорит на удивительной смесн
церковнославянского с портяночным. В реальной жизни местный колорит
куда скромней, и казацкое "язви тя..." услышать вне театра так
же тяжело, как увидеть женщину в кокошнике вне ярмарки "Русская
зима", организованной для интуристов. Простоквашная хозяйка была
исключением, редким исключением.
- Можно еще по кружечке? - отдуваясь, спросил Сергей. - Жарко!
- Жара, чай, могучая: хляба горят, - утвердительно пропела хозяйка
и снова поплыла в погреб.
- Красиво говорит, а? - шепнул судовой врач. - "Жара, чай, могучая"...
кайф!
- Идем уже. Пора.
- Успеем... спасибо, хозяюшка! Очень вкусно! - Сергей, кажется,
и не собирался уходить. Чтобы вернуть его мысли к гонке, а также
для очистки собственной совести, я спросил у хозяйки, часто ли
бывают в Ложках яхтсмены.
- О катамаране "Мечта" вы ничего не слыхали?
- У нас много кое-кто ходют. Каковы с виду-то?
Хорошенький вопрос... Чувствуя себя довольно глупо, я попытался
набросать портрет худого капитана с крабом. Хозяйка понимающе
кивала и под конец, когда я совсем запутался, вдруг деловито спросила:
- Параноик?
Сергей радостно фыркнул в простоквашу. Не скрою: в первый момент
я тоже принял неожиданный диагноз на свой счет. Но из дальнейшей
беседы выяснилось нечто иное. Серый дом, замеченный нами на горе,
оказался психиатрической больницей; среди "бязумцев", как называла
их хозяйка, встречались и "капитаны". Вот кому сбывали жители
деревни молоко утреннего удоя! На вопрос, не случаются ли побеги,
хозяйка отвечала утвердительно:
- Как не бяжать - бягут! Они, бязумцы-то, молочное вроде вас -
лю-убят! Попьют и назад бягут.
Меня разобрал нервный смех при мысли, что сюда вот-вот нагрянут
"бязумцы" и обнаружат, что мы уничтожили их простоквашу.
Сергей огромными глотками, без всяких напоминаний о спешке, приканчивал
свою порцию. И вдруг калитка распахнулась. Во двор ввалился бородатый
мужчина. На нем ничего не было, кроме сапог и длинных "семейных"
трусов.
- Куда вы?! Это зять, балабон... - Но мы, распугивая кур и давясь
от смеха, уже неслись по деревенской улице. Опомнились возле причала,
и я торжественно пожал Сергею руку:
- Вот теперь скажу: спасибо. Ради этого стоило задержаться...
Безумная простокваша определила все настроение второго дня гонки.
Мы называли друг друга не иначе, как "балабонами" и "параноиками";
горло то и дело начинал покалывать, как нарзан, неудержимый смех.
Хорошее настроение передалось и Данилычу, хотя из нашего рассказа
о случившемся он сделал несколько неожиданный вывод:
- Значит, она говорит, "Мечта" в Ложки не заходила?
Мы переглянулись - и согласились. Беседа с хозяйкой показала,
насколько вера в существование "катамарана Попандопуло" похожа
на манию преследования. Нам казалось, что теперь мы навсегда излечились
от этого недуга. Оставался один враг, один соперник - время. Но
в чем дело? Дней-то еще пять! На борту "Гагарина" воцарилось предвкушение
победы.
К тому же и природа наконец сжалилась над яхтой. Легкий ветерок,
впервые за последнюю неделю, потянул с запада. Впервые после Азовского
моря в помощь мотору были поставлены паруса. Мы наслаждались чуть
заметным увеличением скорости, полузабытым шелестом стакселя и
хвастливым ощущением лидеров гонки. Незаметно проходил день, берега
водохранилища сближались. Около двух часов яхта остановилась у
полосатого поворотного буя, на развилке речных дорог.
Сзади лежала пройденная Цимла. Бледная вода нежилась и парила
под солнцем.
- "Жара, чай, могучая!" - процитировал Сергей, и мы, даже не пытаясь
найти более веский повод для веселья, дружно засмеялись. Стараясь
быть похожим на одного из богатырей, я козырьком приложил руку
к глазам:
- Налево пойдешь - в Калач попадешь... - Город с этим сдобным
названием виднелся на севере, там, где в Цимлу впадает Дон.
Данилыч решил поддержать игру:
- А направо пойдешь, вот оно... - сказал он голосом Ильи Муромца,
работающего экскурсоводом.
Мы посмотрели направо. Два возвышенных - иначе и не скажешь -
столба отмечали вход в канал. Шкипер так и не придумал сказочного
варианта для правой дороги: и окончил прозаически:
- Фролов ждет. Пошли.
Казалось, Фролов поджидает где-то рядом, за ближайшим поворотом.
Снова заработал мотор, и "Юрий Гагарин" вошел в Волго-Донской
канал. До конца путешествия оставалось еще целых четыре дня! С
половиной.
Следующая глава.
Оглавление.
|