Яхтинг в Украине (www.stugna.kiev.ua).

Пирс "Библиотека яхтсмена".
Ален Жербо. Не страдал ли он морской лихорадкой?

Из книги: "Море синеет..."
Автор: Питер Хитон.

 

В серии "Библиотека моряка" вышла книга "Борьба "Файркреста"". Автор ее француз, Ален Жербо. В ней описывается переход через Атлантику с востока на запад. Жербо первым из яхтсменов пересек среднюю часть Атлантического океана с востока на запад. Его плавание состоялось в 1924 году.
Немец Франц Ровер прошел южной частью океана в 1928 году. На севере океан пересекли много раньше, в 1870 году. Первой яхтой, отважившейся на такой переход, была "Сити оф Рагуза", вельбот, переоборудованный в кеч с гафельным вооружением. Капитаном ее был американец Джон К.Бакли. Но Жербо поставил рекорд, совершив еще и южным путем два перехода.

Однако я говорю здесь о нем по иным соображениям. Казалось бы, более веской причиной для этого должен быть именно тот факт, что Жербо обошел вокруг света на "Файркресте" в одиночку и написал превосходную книгу. Однако, как вы уже убедились, я рассказываю не только о кругосветных мореплавателях. По нашему убеждению, лучшая книга Жербо - "Борьба "Файркреста"", его первое произведение. Тогда он был более зелен. Он совершал ошибки. Более того, он был безумно влюблен в море, им буквально овладела морская лихорадка.
Позднее Жербо стал убежденным защитником жителей островов Южного моря. Похоронен он на острове Борабора, одном из островов Общества.
В книге Жербо ярко проявляется любовь автора к морю. Она сквозит в каждом слове. Поэтому я сначала расскажу о плавании, опишу судно, а потом предоставлю слово Жербо, который проиллюстрирует перечисленные факты отрывками из своей живо написанной книги.

Прежде всего о самом мореплавателе. Почти всю юность Ален Жербо провел в Динаре, на северном побережье Франции. Отец его был яхтсменом, и юный Ален рано стал управлять судном и изучил его повадки. Если он не плавал с отцом, то заводил дружбу с бретонскими рыбаками, иногда мальчику удавалось уговорить их взять его с собой в море.

"Файркрест" (общая длина 11,7 м; длина по ватерлинии 9 м; ширина 2,55 м; осадка 2,1 м) построен П.Т.Гаррисом в 1892 г. После трансатлантического перехода на судне установлено бермудское вооружение.

Но Алена отправили в Париж учиться - и идиллическая жизнь в Динаре кончилась. Он страдал, оказавшись в четырех стенах колледжа св. Станислава. "То были самые несчастливые годы моей жизни", - писал он позже.
С началом первой мировой войны Жербо записался в "летучий отряд". Именно в ту пору один из его сослуживцев, американец, дал ему почитать несколько книг Джека Лондона. Особенно поразило его воображение "Плавание на "Снарке"". С той поры им всецело завладела мысль пересечь океан на небольшом судне.
"Файркрест". Когда война кончилась, Жербо, подобно многим ветеранам, не удалось осесть и получить постоянную работу. В 1921 году, гостя у друга-яхтсмена Ральфа Стока (автора книги "Плавание корабля-мечты"), заметил судно, предназначенное для продажи. Оно называлось "Файркрест".

"Файркресту" было без малого тридцать лет. Узкое длинное судно, с длинным подзором и короткой округленной но совой частью, в сущности, было типичным тендером, какие в ту пору строили в Англии, предназначенным для гонок и не продолжительных плаваний. Яхту строили из прочных пород дерева - тика и дуба.

Едва увидев яхту, Жербо решил купить ее. На ней он отправился в южную Францию через Бискайский залив, который имеет обыкновение испытывать и людей, и корабли. Год с лишним Жербо плавал вблизи южного побережья Франции. Вторым членом экипажа был его молодой английский! друг. Жербо неплохо играл в теннис, поэтому плавания у него перемежались с участием в состязаниях по теннису. Но если теннис был развлечением, то на море он переставал развлекаться: с морем шутки плохи. В плаваниях Жербо хотел убедиться, что в состоянии будет перенести физические и нервные перегрузки, а также управлять "Файркрестом", отправившись через Атлантику.

В своей книге Жербо пишет: "Я совершил этот переход (через Атлантику) ради наслаждения, доставляемого плаванием, и еще для того, чтобы убедиться, что могу справиться с яхтой один, без чьей-либо помощи..."
И этот одиночный переход сделал Жербо национальным героем Франции. Французские газеты писали только о нем. Разумеется, позднее кругосветное плавание принесло ему еще большую славу. На борту миноносца ему вручили орден "Почетного легиона". Газеты уверяли своих читателей, что Франция - великая морская держава и Ален Жербо это доказал.

Маршрут "Файркреста".

Маршрут "Файркреста".

5 апреля 1924 года он вышел из залитой весенним солнцем гавани Канн. Неделю спустя добрался до Гибралтара. 6 июня взял курс на Нью-Йорк, а через 101 день был на месте. Большую часть времени он чинил паруса и бегучий такелаж. И это несмотря на длительную подготовку и проверку оснастки. Очевидно, Жербо был не слишком способным учеником. Возможно также, он чересчур устал. Как бы то ни было, во время длительного перехода Жербо был одновременно матросом, коком, плотником, такелажником, штурманом и капитаном, и с обязанностями этими он справился блестяще. В Нью-Йорке он сменил гафельное вооружение "Файркреста" на бермудское. С этим-то вооружением он и пришел из кругосветного плавания в Гавр в июле 1929 года. Его встречали восторженные толпы народа. Это кругосветное плавание продолжалось четыре с половиной года. Книга, в которой оно описывается, называется "В поисках солнца".

Однако вернемся к его первому плаванию. Сегодня 1 мая. Из Канн мы вышли неделю назад.
"1 мая, шестой день плавания, был весьма примечательной для меня датой. Когда проведешь несколько дней между морем и небом, в течение которых лишь по расчетам знаешь, что земля близко, всегда приходишь в неописуемую радость, обнаружив сушу именно там, где она должна быть согласно вашим выкладкам.
Поднявшись в полдень на палубу, я разглядел небольшой конус, возвышавшийся над водой. То была земля, и именно там, где ей полагалось быть. Я испытывал гордость за свое штурманское искусство, хотя, надо сказать, труд штурмана не так уж тяжел по сравнению с трудом матроса. Вскоре слева из воды стали возникать другие конусы. Неопытный моряк мог бы принять их за отдельные острова, я же знал, что эти пики, достигающие высоты от 300 до 900 метров, имеют общее основание, пока еще скрытое за горизонтом. Там, не менее чем в 40 милях, находился Менорка, второй по величине из Балеарских островов.
На следующий день прямо по курсу появилось много новых вершин, а к вечеру стал виден весь остров Мальорка.

Довольно медленно, при слабом ветре, Жербо прошел мимо Балеарских островов (миновал Мальорку, Драгоне, Ивису, Форментеру), и 15 мая его взору предстал восточный склон скалы Гибралтара. В Гибралтаре он не обмолвился и словом о том, что собирается плыть через Атлантику в одиночку, хотя его, верно, иногда подмывало это сделать, ведь, он пробыл там целых две недели. В Гибралтаре ему оказали значительную помощь в оснастке судна. "Власти, - пишет Жербо, - отнеслись ко мне весьма внимательно". Он отмечает, что принял на борт большое количество съестных припасов и, естественно, воды, поэтому предположение Алена Жербо, будто власти не догадывались, что он готовится к длительному переходу "куда-то", кажется несколько наивным. Кроме того, он сменил прямое вооружение, а это доказывало, что цель его находится в Западной Атлантике. Впрочем, может быть, он и не ошибался. Как бы то ни было, он первым пытался пересечь океан с востока на запад. По словам Жербо, лишь двое его друзей "были в курсе".

В четвертой главе Жербо начинает свое трансатлантическое плавание:
"В 12 часов 6 июня я, весело напевая, вышел из Гибралтара. Ура, плывем! Меня ждет удивительное приключение!
Еще во Франции я купил карту ветров, на которой были обозначены преобладающие ветры Атлантики. Судя по ней, парусник, идущий на зюйд-вест со стороны Гибралтарского пролива, попав в зону северо-восточных пассатов, с попутными ветрами достигает района южнее тропика Рака, где-то южнее Саргассова моря. Затем судну придется двигаться на запад, а вблизи Бермудских островов повернуть на север и взять курс на Нью-Йорк.
Хотя такой маршрут пролегал много южнее прямого пути на Нью-Йорк и расстояние до него увеличивалось на несколько сотен миль, я решил идти именно этим курсом, а не навстречу преобладающим ветрам. Прямой путь - кратчайшее расстояние для парового, а не парусного судна.
Парусник, направляющийся из Нью-Йорка в Гибралтар, будет основную часть пути двигаться с западными, попутными ветрами, и плавание его составит немногим больше трех тысяч миль. Из Гибралтара в Нью-Йорк приходится пройти самое малое четыре с половиной тысячи миль. Этим и объясняется сложность трансатлантического плавания в западном направлении. Джошуа Слокам в 1895, а Блэкберн в 1902 году пересекли Атлантику в одиночку. Двигались они с запада на восток и сделали заход на Азорские острова. Самый длинный участок пути без захода составил две тысячи миль. Но пересечь Северную Атлантику с востока на запад в одиночку никто еще не пробовал. Слокам установил замечательный рекорд, пробыв в Индийском океане семьдесят два дня. Я всегда восхищался этим знаменитым мореплавателем. Я знал, что мое плавание без захода в порт будет длиться дольше, чем любой из его переходов, но был счастлив при мысли о трудностях, которые мне предстоит преодолеть.

Находясь на борту парусного судна, никогда не знаешь, скоро ли доберешься до порта назначения, поэтому-то я и захватил с собой четырехмесячный запас продовольствия. Впоследствии оказалось, что ветры отнюдь не благоприятствуют мне, я радовался собственной предусмотрительности.
Вышел я из Гибралтара 6 июня. И что знаменательно, погода стояла великолепная. Вначале ветер был довольно слабым, поэтому я загорал на палубе и, нежась в лучах солнца, начал мечтать о грядущих днях - о радостях и, наверно, испытаниях, которые они принесут.
Я безгранично верил в свое храброе суденышко и вполне полагался на свои штурманские способности. Чувствовал себя превосходно, не испытывал никакой тревоги и с нетерпением ждал встречи с пассатами, которые помогут мне дойти до тропиков, где ждут щедрое солнце, летучие рыбы и, как знать, увлекательные приключения.
В последний раз я взглянул на сушу, на благородные очертания Гибралтара, залитого весенним солнцем.
Ветер немного усилился, поэтому я подобрал шкоты и, выйдя из бухты Альхесирас, направился в Гибралтарский пролив. Вскоре я очутился в Гибралтарском проливе и огибал мыс Карнеро.

Рыбы было такое множество, что вода казалась кипящей. Вокруг судна резвились дельфины, между ними ныряли чайки. Я с удовольствием поймал бы несколько рыб, но яхта двигалась слишком быстро, чтобы рассчитывать на успех." Пока у Жербо все шло хорошо, но следующая глава его книги называется "Тревожные открытия", и название это весьма удачное. Первое "открытие" состояло в том, что, оказывается, начали перетираться паруса. В вахтенном журнале от 23 июня Жербо выражает сомнение, что яхта выдержит плавание: ему то и дело приходится работать парусной иглой.
Следующее открытие было еще более тревожным: основная часть пресной воды испортилась. Перед выходом из Гибралтара он взял восемьдесят галлонов. Тридцать галлонов находилось в оцинкованных цистернах под настилом рубки, а пятьдесят - в двух бочках, одну он поместил в носовой части, которую закрепил на палубе. Таким образом, основной запас воды находился в бочках; эта-то вода и испортилась, хотя бочки, купленные в Гибралтаре, были новые: вода в них покраснела, стала кислой на вкус и непригодной употребления.
Итак, возникла вторая проблема - нехватка воды, первая же - недоброкачественная парусина и штопка ее - впоследствии стала главной.

"Стояла сильная жара, и под лучами жгучего солнца я постоянно испытывал жажду, но вынужден был обходиться чашкой воды в день, и ни капли больше. Лишь через две недели после того, как я обнаружил, что вода испорчена, мне удалось собрать воды с парусов. Ночью 17 июля налетел шквал с дождем, и я, собрав еще две пинты воды, пополнил свой скудный запас, потом разделся донага и наслаждался прохладой дождевых струй. Днем я часто освежался, принимая души: обливался забортной водой. Но скоро мне снова становилось так же жарко и жажда мучила с прежней силой.
Едва я закончил чинить фор-стаксель, как по шву, метра на полтора, разорвался грот. Пришлось спустить парус, поставить взамен трисель и снова заняться починкой, т. е. целые сутки держать в руках иглу с ниткой. В довершение беды началась ангина: горло настолько воспалилось, что я не мог проглотить ничего, кроме небольшого количества сгущенного молока, разведенного водой. Так продолжалось четыре дня. К 28 июля я сильно ослаб, пришлось спустить все паруса, кроме кливера и стакселя, уйти в каюту и лечь, предоставив судну самому заботиться о себе.
Иногда на палубу падали летучие рыбы, но это меня мало радовало: горло было слишком воспалено, чтобы есть твердую пищу. Кроме того, от яркого тропического света начало резать глаза. Много раз, когда я всматривался вдаль, мне казалось, что впереди земля, но вскоре эта воображаемая земля исчезала.
Подчас под вечер появлялись небольшие облака, принимавшие очертания парусов. Между тем глотка воспалилась, а жажда, казалось, усилилась настолько, что стало трудно ограничивать себя одной чашкой воды в сутки.

К утру 29 июля стало полегче, но после четырех суток молочной диеты я чрезвычайно ослаб. По этой причине работа с парусами отнимала у меня в четыре раза больше времени, чем прежде. Однако весь тот день я шел точно на вест, а ночью хорошо выспался: ветер утих, море стало гладким. Такая погода продолжалась с неделю, "Файркрест" будто очутился в экваториальной штилевой полосе. Один день затишья и одуряющей жары следовал за другим, казалось, от палящего тропического солнца вот-вот расплавится мозг.
Я попал в такое положение, что вряд ли мне можно было позавидовать. Прогнившие паруса, которые надо то и дело чинить, недостаточное количество воды, к тому же протухшей, лихорадка и безветрие... Радостного было мало, и все же я испытывал известное удовлетворение от того, что сталкивался с трудностями и преодолевал их. Возможно, я был большим оптимистом, но я верил в то, что доберусь до Американского побережья и что ветра будет предостаточно - предчувствие, оправдавшееся с лихвой. Вот выписка из вахтенного журнала:
"Очень жарко, ужасная жажда. Хочется выкупаться, но горло еще так воспалено, что пришлось воздержаться".

Потерял пассат. Вот уже второй раз карта ветров солгала. Она обещала попутные ветры до 34° северной широты. Между тем уже на 29° "Файркрест" покачивался на вялой, плавной волне, паруса едва полоскались, когда я ставил их, чтобы поймать случайно налетевший ветерок. Если бы не лживое обещание карты, я бы спустился южнее и, по всей вероятности, поймал юго-восточные ветры. Правда, предсказания редко сбываются. В этом плавании все кажется каким-то необычным.
Пришлось выбросить за борт бочку солонины. В тропиках для нее чересчур жарко, я больше не в силах ни выносить ее запаха, ни есть ее."
Подобно Слокаму, Жербо вначале угнетало одиночество, но и он тоже быстро привык к нему. По-видимому, обоих ничуть не тяготило длительное пребывание в собственном обществе; это же можно сказать обо всех мореходах-одиночках, благополучно завершивших свои путешествия. Правда, Жербо признает, что ему снились "странные сны" и, как многим другим мореплавателям-одиночкам, ему было трудно бодрствовать, когда требовалось стоять на руле в ночное время.

Досталось на его долю и штормовой погоды, но, похоже, Жербо с удовольствием испытывал свою выносливость и умение, хотя у него были и "веселые" минуты! Вот яркое описание атлантического шторма, в который попал Жербо.
"Все утро судно лежало фактически в дрейфе, неся один лишь фор-стаксель. Я в это время чинил грот, лопнувший в нескольких местах по швам. Но после пополудня ветер усилился до штормового.
Вздымаясь ввысь, волны обрушивались на судно и заливали палубу. Утлое суденышко клонилось под порывами ветра, врезаясь в волны, и нередко планширь подветренного борта погружался в воду на несколько футов.
Палуба уходила из-под ног - приходилось все время быть настороже. Один неосмотрительный шаг - и я бы упал за борт, а одинокий тендер продолжал бы свой путь, оставив меня на съедение акулам.
Палубу так заливало, что пришлось наглухо задраить люки и иллюминаторы. В каюте стало душно и жарко. Готовить пищу в такой обстановке оказалось задачей не из легких. Носовой кубрик был тесен - не повернуться: справа стояла керосинка, у левого борта - анкерки с водой и камбуз. Если, забывшись, я ставил на стол чашку или тарелку, она, как снаряд, летела через весь кубрик к рундуку у противоположного борта или на пол. Керосиновая печка имела обыкновение выплескивать мне на голые ноги то котелок кипятка, то миску горячего супа, поэтому я был особенно осторожен, когда яхта начинала раскачиваться."

Плавучим якорем Жербо пользовался неумело. По-видимому, он при этом ставил небольшой кливер, что противоречит хорошей практике и не позволяет судну приводиться как можно ближе к ветру. Кливер уместен лишь в том случае, если с кормы выпущен плавучий якорь, а поступал ли он именно таким образом, Жербо не пишет. Он лишь утверждает, будто плавучий якорь не влияет на поведение судна, что вполне справедливо, если судно несет при этом кливер.
Поистине удивительна жизнерадостность Жербо, не изменявшая ему ни при каких обстоятельствах, - об этом свидетельствуют выдержки из его вахтенного журнала. Он страдал от жажды, лихорадки и переутомления, то и дело чинил паруса. Переход его продолжался 101 день. Между тем от Бальбоа до Маркизских островов (около 4000 миль) большинство кругосветных путешественников проходили приблизительно за 37 дней.
Для того чтобы добраться от Мадейры до Вест-Индии, - расстояние 2662 мили - чете Хичкок понадобилось 26 дней. Плавание Жербо слишком уж затянулось. Представьте себе, что значит находиться на тесном утлом суденышке хотя бы два месяца, и вы поймете, насколько вынослив был Жербо!

20 августа наступило самое тяжелое испытание для "Файркреста": на судно обрушилась чудовищная волна. "Я не верил собственным глазам, - писал Жербо. - Это было прекрасное и в то же время жуткое зрелище - волна с ревом ринулась на нас". А дальше произошло вот что: "Понимая, что меня смоет за борт, останься я на палубе, и тогда конец, я поспешно полез вверх по снастям. Я был на полпути до клотика, когда вал с яростью набросился на "Файркрест" и скрыл его от меня тоннами воды и кипящей пены. Храброе суденышко, содрогнувшись от удара, повалилось на борт. Я затаил дыхание: опрокинется или нет?
Судно медленно выпрямилось, вырываясь из объятий пучины: гигантская волна с ревом унеслась в подветренную сторону. Спустившись на палубу, я обнаружил, что сломан утлегарь. Удерживаемый одним лишь кливер-штагом, он лежал в груде перепутанных снастей и парусов у подветренного фальшборта, и каждая набегавшая волна орудовала им как тараном, который колотил по обшивке.
Расшаталась и мачта: ослабло крепление вант. С минуты на минуту тендер мог потерять рангоут. Ветер хлестал по лицу, словно плетью, на палубу то и дело обрушивались волны. Но мне нужно было работать не покладая рук, чтобы спасти судно, а вместе с ним и себя. Надо было убрать грот, но это оказалось почти невозможным делом: ураганный ветер сильно прижимал ткань к гика-топенанту. Вместе с ниралом пришлось пустить в ход тали. В конце концов мне все же удалось убрать грот.
Ужасная это была работа - вытаскивать на палубу обломки рангоута. Палуба была скользкой, как каток, а ветер настолько свирепым, что пришлось делать это на четвереньках. Время от времени, чтобы не упасть за борт, я судорожно цеплялся за ванты. Сломанный утлегарь был тяжелым, его пришлось прихватить концом.
Наконец я убрал кливер и принайтовил к палубе утлегарь. Уже успело стемнеть. Я едва стоял на ногах от усталости."Покалеченный, с латанными-перелатанными парусами, "Файркрест" продолжал путь: он пересек Гольфстрим и уже был недалеко от восточного побережья Соединенных Штатов Америки. Признаки близкой земли появлялись все чаще. Море изменяло окраску. На воде колыхались мертвые бабочки. И почти все время туман окутывал смелый маленький тендер, медленно двигавшийся на запад. Вот как описывает Жербо последний этап своего плавания:

"Утром 10 сентября я заметил остров Нантакет - первый клочок земли с тех пор, как удалился от берегов Африки. Не могу сказать, что я радостно воскликнул: "Земля!" Напротив, мне стало немного грустно. Я понимал, что это конец моего путешествия, что скоро окончатся трудные, но и счастливые дни плавания в открытом море и мне придется несколько месяцев жить на берегу. Я перестану быть сам себе хозяином, стану обыкновенным смертным, снова приобщусь к цивилизации.
На следующий день я увидел остров Но-Менс-Ленд и попал в гущу мелких рыболовецких мотоботов. В среду 12 сентября имел удовольствие наблюдать у Ньюпорта маневры американских военных кораблей. Я с живейшим любопытством разглядывал быстроходные миноносцы, мчащиеся в едином строю со скоростью свыше 30 узлов - это было великолепно!
В Нью-Йорк решил войти со стороны пролива Лонг-Айленд: мне не хотелось подниматься по Гудзону.
Когда я оказался вблизи Блок-Айленда, впервые за последние три недели задул отличный попутный ветер, и к вечеру, пройдя мыс Рейс, я вошел в пролив, с грустью попрощавшись со стариком океаном.
Теперь навстречу попадались пароходы. Лайнеры, залитые светом палубных люстр, в огнях иллюминаторов, сновали взад-вперед всю ночь, и над водой, в которой отражались звезды, разносились звуки музыки. После одиночного плавания встретить эти освещенные суда было особенно отрадно. Я больше не мог позволить себе не стоять на руле: приближалась земля. К тому же, надо было идти фарватером, обозначенным буями и знаками. У самой цели я боялся допустить какую-нибудь оплошность.
Два дня двигался я вдоль живописного северного берега острова Лонг-Айленд, с великолепными виллами, окруженными зелеными лужайками. Затем берега залива начали смыкаться, и я очутился вблизи устья реки Ист-Ривер.
В 2 часа ночи 15 сентября я отдал якорь напротив Форт-Тоттена. В течение последних трех суток я не выпускал из рук румпеля и не спал, но что из того? Плавание "Файркреста", вышедшего 101 день назад из Гибралтара, окончилось."

В Нью-Йорке Жербо ожидал великолепный прием. Яхтсмена завалили письмами, авторы которых предлагали сопровождать его во время следующего плавания. В конце книги Жербо рассказывает о ремонтных работах и некоторых усовершенствованиях на судне. На все это понадобилось какое-то время, но в конце концов он был готов к новому путешествию. Самое разумное с моей стороны - завершить главу, процитировав последний абзац книги славного француза:
"Я нахожусь на берегу без малого год. Мне пришлось столкнуться с множеством трудностей, но теперь они позади, и я готов к новому плаванию. Ежеминутно я думаю о новом путешествии, о том, какая это радость - жить наедине с морем."

 

Следующая глава

Оглавление

 

Вы на страничке http://www.stugna.kiev.ua?pirs=books&st=hiton_08

(с) Copyright since 2000 by "Stugna.kiev.ua team".